Это не учебная тревога - Страница 66

Я отбрасываю ее от себя. Она падает, вскакивает на ноги и снова кидается на меня. В этот раз я встречаю ее, в этот раз я опережаю ее, опрокидываю и пригвождаю к полу, прижав монтировку к ее шее. Что-то внутри нее трескается под давлением металла.

— Лили, — говорю я. — Лили… это я. Лили…

Сестра дергается подо мной, но после моих слов вдруг замирает и, кажется, фокусирует свое внимание. Она видит меня. Ее глаза расширяются, и что-то в них есть — мне кажется, что что-то в них есть, но я не знаю что именно, хотя изо всех сил пытаюсь понять. «Я не могу больше этого выносить. Прости». Слезы скатываются по моим щекам и капают на ее лицо. Глаза сестры снова становятся пустыми. Скрежеща зубами, она вцепляется в рукава моей рубашки. Она шарит взглядом по комнате, словно пытаясь найти способ освободиться от меня. Как и всегда. Даже зная, что я без нее умру.

Но, может, так оно и должно быть. Я всаживаю в ее лицо монтировку.

Глава 7

Я растворяюсь в темном, пустом пространстве.

Больше нечего видеть, нечего чувствовать. Какое облегчение — находиться в чем-то столь беспредельном и спокойном. Я безумно устала, и физически, и душевно.

Я слышу биение своего сердца, сначала размеренное, затем замедленное, а потом сердце останавливается.

Я жду.

Слоун.

Я открываю глаза. Мои руки обнимают мертвое тело сестры, голова лежит у нее на груди, а голос, вытянувший меня без спросу из тьмы, принадлежит Райсу. Он надо мной, сестра подо мной, и она больше не двигается. Я расцепляю обнимающие сестру руки, и Райс помогает мне подняться. Я смотрю на мертвое тело Лили. Это его оцепенелость обвила мое сердце и переполнила мои легкие так, что мне хочется похоронить себя внутри нее. Похоронить себя внутри сестры.

— Слоун, нам нужно…

Хриплый звук дыхания, прорывающийся из мертвых легких, раздается в другом конце комнаты и заставляет меня оторвать взгляд от Лили. Сердце сжимается. Еще мертвые. Близко.

Откуда здесь другие мертвые?

Я показываю Райсу на сестру и вытягиваю руку. Райс с ужасно противным звуком, который сразу же становится частью меня самой, вытаскивает у нее из лица монтировку. Мы медленно пересекаем комнату, и знакомый запах пробуждает воспоминания и наполняет рот горечью, вызывая желание содрать с себя кожу.

Я нахожу отца на полу, между стеной и столом. Его глаза затянуты пеленой, кожа серого цвета, с яркими и четко различимыми венами. Он лежит на спине, с разодранным и выеденным животом. Вывалившиеся и высохшие внутренности намертво прилепили его к ковру. Он размахивает руками, но подняться не может.

С ним сделала это Лили.

Я замахиваюсь монтировкой.

Я закончу это. Закончу всё.

Мое внимание привлекают его зубы. Они идеально белые, чистые. Так и не попробовавшие ничьей плоти. Он слаб, лицо искажено от жажды дотянуться до нас. Он стонет. Я опускаю монтировку.

— Оставим его, — тихо говорю я.

Мы поднимаемся по лестнице. Райс собирает одежду и вещи, которые могут нам пригодиться. Я беру ключи от машины, запихиваю их в карман, и пальцы задевают смятый бумажный листок. Я достаю его и разворачиваю. Моя записка Лили. Я некоторое время смотрю на нее. Она прошла через всё то, что прошла и я, и теперь буквы на ней стерлись, смешавшись с грязью и кровью.

Читаемы только несколько слов.

В комнату заходит Райс:

— Ты готова?

Я не свожу глаз с записки. Не могу отвести от нее глаз.

Райс встает передо мной и машет у меня перед лицом ладонью.

— Слоун, ты готова?

Я открываю рот, но не могу произнести ни звука. Райс говорит, что машину поведет он. Я передаю ему ключи. Машина заводится с первой же попытки, бензобак наполовину полон. Я открываю гаражную дверь, бегу обратно к машине и запрыгиваю на пассажирское сидение. Райс выезжает из гаража, и вот уже мы едем мимо пустых разрушенных домов, брошенных машин, а затем и мимо знака: «Вы покидаете Кортеж». Мы проезжаем мимо мертвых, и они тянутся к нам руками, но быстро пропадают из вида.

— Скажи мне, что будешь делать дальше? — спрашивает Райс через километры молчаливого пути, потому что он знает. Знает, что короткое мгновение, когда всё было ясно — мы будем вместе: она, я и он — разрушено, и я уже не знаю, что у меня осталось.

Я перевожу взгляд с него на окно и кое-что замечаю.

Я прошу Райса остановить машину, и он останавливается.

По пустой дороге бредет девчушка. Совсем маленькая. Ей, наверное, не больше семи. Ее лодыжка сломана, но она продолжает идти, упорно волоча ногу по асфальту, пока не оказывается у моего окна. Она прижимает ладонь к стеклу, и я повторяю ее движение со своей стороны. Ее ладошка намного меньше моей. Она слишком юная, слишком хрупкая, чтобы разбить разделяющее нас стекло, и она с такой тоской смотрит на меня. В ее глазах столько отчаяния.

Я вижу их в ней.

Лили. Грейс. Я вижу в ее глазах каждого умершего, которого когда-либо знала, и они все смотрят на меня ее глазами, все они тянутся ко мне с чем-то большим, чем просто непреодолимым желанием меня поглотить. Это не один только голод. Не знаю, что еще, но не он один. И мне необходимо узнать.

— Слоун, — зовет Райс.

— Подожди, — прошу я.

Я насколько возможно близко придвигаюсь к стеклу, умоляя девчушку, умоляя Лили, умоляя Грейс, умоляя всех их сказать мне, что у меня осталось. А девочка бьется в окно крохотными кулачками, умоляя меня дать ей попробовать вкус… жизни.

Моей жизни.

Исчезает Лили. Исчезает Грейс. Они все испаряются, уходят, их никогда уже здесь не будет. Но я ощущаю весомость того знания, что они мне дали. Не знаю, долго ли буду хранить его в памяти, но в этот миг, каким бы коротким он ни был, я больше чем когда-либо близка к тому, чтобы ценить свою жизнь.