Это не учебная тревога - Страница 6

В памяти всплывает механический сигнал, предшествующий сообщению, передающемуся по громковорителям, телефону и радио, и голос женщины, говорящей нам всем: «Слушайте внимательно». Я воображаю себе это место, заполненное учениками, чьи лица подняты вверх. Всё это так неправильно. Эта школа построена не для того, чтобы пустовать.

Может быть, здесь небезопасно находиться одной.

Может быть, мне следует вернуться и кого-нибудь разбудить.

Я этого не делаю.

Если что-нибудь и случится, это случится только со мной.

Я толкаю дверь в девчачий туалет и направляюсь прямо к раковинам. Там меня выворачивает наизнанку. Меня рвет и рвет, а от издаваемых звуков тошнит лишь сильнее. Я выпрямляюсь, заставляя себя прекратить рвоту. Подбородок влажен от желчи. Я, не задумываясь, поворачиваю кран.

Вода.

Из него. Течет. Вода.

Все уже знают об этом? Они обнаружили это до меня? Я уже была в туалете, но не подходила к кранам, боясь разочароваться, что в них нет воды, но она есть, и никто не сказал мне об этом ни слова. Льющаяся вода. Я долго смотрю на нее, а потом подставляю ладони под струю и умываю лицо, шею. Залезаю мокрыми ладонями под рубашку. Тело дрожит, благодарно принимая воду, но я не знаю, кого за нее благодарить. Я выключаю кран, а потом снова включаю, просто чтобы удостовериться в том, что всё это мне не привиделось.

Не привиделось.

Вода реальна. Она свободно течет из крана и утекает в сток.

Я выключаю ее. Иду в туалет. Выйдя из кабинки, сталкиваюсь с тем, чего мне удавалось избегать. Со своим отражением. У моей кожи зеленовато-желтый оттенок, темные волосы грязными, спутанными прядями висят у лица. Под правым глазом синяк, и я не помню, где его получила. Я провожу по нему подушечками пальцев. Забавно, но сейчас я выгляжу лучше, чем три недели назад. Конец мира и то не так ужасно отразился на моем лице.

Я смеюсь. Прислоняюсь к раковине и так сильно смеюсь, что болят бока, но это ничего, это даже хорошо. Я упираю ладони в зеркало поверх отражения своего лица. Его стеклянная поверхность кажется наощупь странной и какой-то нереальной. Если разбить это стекло на мелкие куски, то можно весьма эффективно использовать их против другого человека. Например, воткнуть один прямо в глаз. Я видела это. Я это видела.

Я смотрю на свои ногти. Они исцарапаны и обломаны. Райс с Кэри нашли меня сидящей на дороге в шести улицах от моего дома, скребущей ногтями асфальт. Они решили, что я пытаюсь встать на ноги, чтобы убежать, в то время как я на самом деле ожидала смерти, так как пришла к мысли, что всё-таки нашла таблетки Лили, выпила их, и мой мозг выдал мне всю эту фантастическую картину перед тем, как навсегда отключиться, потому что: как такое могло происходить в реальности? Как это всё могло быть правдой? Мертвые не возвращаются к жизни.

Когда же я осознала, что всё это реально и всё это правда, было слишком поздно объяснять Райсу с Кэри, что я не такая, как они. Что я не хочу никуда бежать. Они изо всех сил старались держаться, и я знала, что они меня не поймут. Поэтому я осталась с ними.

По большей части потому, что не думала, что им удастся продержаться так долго.

Я возвращаюсь в зал так же тихо, как уходила из него, и опускаюсь на мат. Райс лежит слева, спиной ко мне. Его серая рубашка вся заляпана грязью и кровью. Трейс спит справа от меня, на спине, с открытым ртом. Я смотрю в окна над головой, пока сквозь них не начинают просачиваться слабые солнечные лучи. Новый день. Такой же, как вчерашний, судя по звукам, доносящимся с улицы.

Кто-то шевелится. Кэри. Первый проснувшийся, не считая меня. Так странно. Мне вспоминается, как он сидел на уроке английского в конце класса, как слушал учителя, обхватив голову руками, и в неторопливой манере, односложно, отвечал на все вопросы мистера Бакстера: «Я не знаю». А ведь он остался в одиннадцатом классе на второй год. Неужели ему не хотелось, как всем нам, побыстрее распрощаться со школой? Я прикрываю веки, но слышу, как Кэри на цыпочках идет ко мне — нет, к Райсу. Он будит Райса, и они тихо пересекают зал. До меня доносится звяканье ключей, которые Кэри нашел в кабинете директора Лавалли, а затем звук отворяющейся и закрывающейся двери в кухню.

Я открываю глаза. Трейс тоже вот-вот очнется: его глаза под веками двигаются. Застонав, он сжимает ладони в кулаки, и всё его тело напрягается. Он с криком сгибается пополам и снова падает на мат, дрожа и покрывшись испариной. Грейс оказывается рядом в ту же секунду. Тяжело дыша, Трейс хватает ее за руку. Он не размыкает век и ничего не говорит — просто не может.

— Всё хорошо, — шепчет ему сестра. — Я с тобой.

То, как она говорит ему это, как склонилась над ним, вызывает у меня желание оказаться между ними. Окунуться в их близость и украсть себе немножко этого приятного чувства. Грейс переводит взгляд с брата на меня, и я, смутившись, смотрю в сторону. Грейс красивая. Грязная и покрытая кровью, но по-прежнему очень красивая. Намного красивее меня. Хотя, наверное, теперь всё это совершенно неважно.

Просыпается Харрисон. Сев, он потирает кулаками глаза. Он делает это так долго, что я уже подумываю, не сказать ли ему, чтобы он перестал их тереть, а потом вдруг понимаю, что таким образом он пытается скрыть свои слезы. Напрасные усилия. Опустив наконец руки и заметив два пустых мата, он пугается.

— Где они? — кричит он, вертясь. — Куда они?..

Распахивается дверь, ведущая в кухню. В зал входят Кэри и Райс, каждый несет поднос, нагруженный едой. Я сажусь. Парни ставят подносы у наших матов, и я вижу на тарелках бублики, яблоки, бананы, рисовые хлебцы, печенья из арахисового масла и пакетики с джемом в окружении пластиковых столовых приборов. Тут есть и сок, и вода. Я чувствую, что страшно проголодалась.