— Откуда ты это знаешь?
— Оттуда, что я Бог.
Это вызывает у него смешок.
— Не могу перестать думать об этом. Они выглядят такими печальными после превращения. В следующую секунду после него. Они выглядят так, будто знают, что дальше произойдет, но ничего не могут изменить… а потом свет в них гаснет. Но я никак не могу отключиться от мысли, что… в эту одну-единственную секунду…
— Твои родители превратились, да?
Наверное, я всегда это знала. Я жду его подтверждения. Райс чувствует мой взгляд на себе, и его лицо кривится. Сначала мне кажется, что он плачет. Закрыв глаза ладонями, он на мгновение застывает, а потом судорожно вздыхает. Когда он опускает руки, слез на его глазах нет.
— Ты обещал мне рассказать, как узнал про инфекцию, — напоминаю я.
И он рассказывает.
— В ночь перед тем… как всё полетело в тартарары, мертвые ворвались в наш дом. Их было шестеро. Мы думали, они грабить пришли. Один из них укусил отца. Мы поднялись на второй этаж, заперлись в родительской спальне и вызвали полицию. Приехали полицейские. — Райс ненадолго замолкает. — Мертвых было больше. Мы знали, что что-то внизу пошло не так, но не знали, что именно, поэтому решили переждать наверху, пока не придет полицейское подкрепление или пока не станет безопасно спускаться. Мы забаррикадировали дверь. Мой отец… ему было плохо, но мы подумали, что он просто подавлен… а потом он сказал, что ему холодно.
Каково это — ощущать инфекцию внутри себя? Чувствуешь ли ты, что все внутренности леденеют? Что эмоции и воспоминания тоже покрываются коркой льда? После чего ты превращаешься и освобождаешься ото всего.
Мне всё это видится в каком-то извращенном, романтическом свете.
— Почти в самом конце он сказал, что не хочет причинить нам боль. Как будто знал… как будто знал, что его телом и разумом полностью овладевает инфекция. Затем его сердце остановилось. И он вернулся. Он укусил маму, и я понял, что нужно сделать. Единственное, что в той комнате было — клюшки для гольфа. — Райс глубоко вздыхает. — У мамы был маленький укус. Она продержалась… дольше. Я надеялся, что если ее несильно укусили, то она не превратится. Но в конечном итоге ее тело тоже стало холодным.
— Ты убил их обоих.
— Я даже не стал дожидаться ее превращения, — шепчет он.
Я вспоминаю, каким увидела Райса. Он весь был в крови — рубашка, джинсы, шея, руки. Тогда я не задумывалась над этим, а теперь понимаю, что, должно быть, это была кровь его матери и отца. Он целую неделю носил на себе их смерть, но ни словом не обмолвился об этом. Мне безумно жаль его, но я не знаю, что ему сказать, поэтому беру его за руку и крепко-крепко сжимаю его ладонь в тщетной попытке перенаправить его боль. Он несколько минут позволяет мне больно стискивать свою руку, а потом мягко высвобождается.
— Это было очень легко сделать, — признается он. — Физически легко. Когда всё было закончено, я подумал, что… люди… созданы такими слабыми. Вот как легко мне было.
— Мне очень жаль, Райс.
— Всё нормально.
— Это не нормально. Это ужасно. Это…
— Нет, всё хорошо.
— Почему? — не понимаю я, но хочу понять. — Почему, Райс?..
— Потому что я здесь, потому что их здесь нет, — отвечает он. — Их смерть не должна быть напрасной.
Я молчу, и Райс передергивает плечами, будто желая скинуть с себя кошмар, будто это возможно.
— Ты идешь в Рейфорд? — спрашивает он.
— Не знаю. Грейс хочет, чтобы я пошла с ней.
— Грейс идет с нами.
— Я имею в виду, когда мы доберемся до Рейфорда. Она хочет, чтобы я осталась с ней и Трейсом. После.
Райс слегка кивает.
— Уверен, что приглашение не распространяется на меня или Кэри.
— Ты прав.
— И ты собираешься сделать это? Остаться с ней? — спрашивает он, и я не отвечаю, потому что не хочу ему отвечать. Я не уверена, но мне кажется, что он меня выделяет из всей нашей группы. Ничего подобного со мной раньше не случалось. — Что, если я хочу, чтобы ты осталась со мной и Кэри?
Я продолжаю молчать.
— Слоун, ты вообще там останешься?
На самом деле он спрашивает, уйду ли я навсегда. Выполню ли запланированное — то, с чем пришла сюда, что записала на листе бумаги и ношу с собой, и чего мне никак не удается сделать, снова и снова.
Я открываю рот и тут же его закрываю.
— Скажи мне, что потом с тобой будет, — просит Райс. — Просто скажи.
— Я не знаю.
— Ты не останешься там ни ради Грейс, ни ради меня. Ты не останешься там даже ради себя самой. Тебя волнует только Лили, да?
— Райс…
— Которая бросила тебя.
Он говорит это так, словно я сама этого не знаю или словно он знает это лучше меня, но кто может это понимать лучше меня? Никто. Я уже жалею, что вообще сюда пришла, когда Райс произносит:
— Это не она была в ловушке, а ты. — Он делает многозначительную паузу, как будто только что своими словами открыл мне глаза и я должна наконец-то прозреть. Как будто от этого знания мне должно полегчать. Как будто я этого сама не знала. — Если ты останешься, то я хочу, чтобы ты осталась со мной.
Мне ужасно хочется спросить его, почему, почему он думает, что я ему нужна, но он продолжает:
— Если же ты не останешься… если ты захочешь совершить задуманное, то не делай этого, пока мы не расстанемся. Я не вынесу, если увижу это.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
— Я очень надеюсь, что не увижу этого, Слоун, — мягко говорит он. — Я очень надеюсь, что ты придешь в себя.
Помедлив, он кладет ладонь на сгиб моего локтя и касается губами уголка моего рта с такой невероятной нежностью, что у меня в груди болезненно сжимается сердце.