Уже утро. Подняв взгляд, я вижу в окнах над головой сероватое небо. Наверное, пойдет дождь.
Может быть, они правы. Никого в школе нет. Может быть, всё это только в моей голове.
— Простите, — прошу прощения я.
Кэри опускается рядом со мной на корточки. Он так близко, что Грейс встает и отходит от нас обоих. На мгновение они встречаются взглядами.
— Ты пострадала. Сильно испугалась, — говорит Кэри. — Такое случается.
Такое случается.
Все теперь относятся ко мне чересчур мягко. Они не хотят, чтобы я чувствовала себя неловко, но неловкости не избежать. Я провожу в их компании половину утра, стараясь делать вид, будто всё нормально, хотя это не так. Потом, пока весь этот глупый спектакль не доконал меня окончательно, извиняюсь и ухожу. Я решаю воспроизвести свой вчерашний путь, но не проходит и пяти минут, как нарисовывается Райс. Мне хочется послать его, но куда? Он всегда будет рядом, здесь.
Мы все останемся здесь. Это место — наша могила.
— Ты пыталась напугать нас, чтобы мы убрались из школы? — спрашивает Райс. — Мне что, следить за тобой, чтобы ты не подставила нас в поисках какого-нибудь драматичного способа ухода из жизни?
Я молчу, и он внимательно разглядывает мое лицо.
— Если ты не лжешь, то, может быть, все твои видения — результат сотрясения мозга? У тебя на лбу под повязкой кусок кожи содран. Останется шрам.
Рука сама собой тянется к повязке и отодвигает ее. Рана так жжет, что я ощущаю во рту горький привкус.
— Чего тебе здесь надо? — спрашиваю я Райса.
— А тебе? — отвечает он вопросом на вопрос.
Я дохожу до конца коридора — до двери в класс, у которой видела мужчину. Толкаю ее. Это комната мистера Бакстера. Раздражение на Райса стихает, когда я захожу внутрь. Я прохожу по ряду, касаясь ладонями парт. Как же всё это неправильно. Я не хочу забывать, как мы учились в этом классе.
Не хочу забывать, как здесь было раньше.
Я дохожу до стола мистера Бакстера и сажусь на его стул. Райс стоит в середине класса, наблюдая за мной. На столе лежит органайзер. Кто еще использует такие штуки, когда есть смартфоны? Я открываю блокнот на случайной странице и вижу запись к зубному, а под ней: «Мадлен этим утром: красная ночнушка». Меня переполняют чувства от того, насколько личная эта запись из пяти слов. Она напоминает мне о том, что, по рассказам Лили, мама использовала календарь, висящий на пробковой доске на кухне, в качестве дневника. Она записывала туда не только важные встречи, но и всякие интересности, вроде наших с сестрой потасовок. Например: «Слоун отобрала у Лили куклы!». Сестра сказала, что мама все эти записи хранила. Я как-то спросила о них у отца, но он не сказал, где держит их, да и оставил ли их вообще.
— Чувство вины, — говорит Райс.
— Что? — поднимаю я на него взгляд.
— Мужчина, которого ты видела. Готов поспорить, он привиделся тебе, потому что ты чувствуешь вину из-за того мужика снаружи.
— Да что ты.
— Я не хочу тебя обидеть, — добавил Райс. — Просто говорю, что, может быть, поэтому ты кого-то увидела. Ну, типа это… стресс. Чувство вины.
— Но я не чувствую вины из-за того мужчины. — Это ложь, но я приправляю ее правдой: — Я завидую ему.
— Он превратился, Слоун. Он сейчас там.
— Я знаю.
Райс похудел, — замечаю я. Его скулы обострились, стали резче, а у него и так были заостренные черты лица. Мы чахнем и тощаем.
— Ты и правда думаешь, что у нас ничего не осталось? — спрашивает он.
— Я думаю, что у меня ничего не осталось. Обо всех я так не думаю.
— И что же у них сейчас есть такого, чего нет у тебя?
Я сжимаю губы. Не хочу об этом больше говорить. Не хочу говорить о том, что у всех что-то осталось, хотя они этого и лишились, что то, что они имели, делает их гораздо сильнее, помогает жить дальше.
— Чувство вины, — повторяет Райс.
— Я видела не того мужчину. Это был… — Заткнись, Слоун. Заткнись.
— И кто это, по-твоему, был? — Райс произносит это так тихо, как будто мы в церкви. В его глазах горит решимость. Я знаю, он будет давить на меня, пока не получит ответ, поэтому я говорю:
— Мой отец. Я решила… что это он.
— Я думал, он мертв.
— Надеюсь на это. — Я сглатываю. — И желаю этого.
У Райса, видимо, пропадает дар речи. Какое приятное чувство. Он не понимает. Не понимает, как я могу сидеть здесь и говорить такие вещи, а главное — говорить их на полном серьезе. Да и куда ему понять? Его жизнь дома вероятно была…
… не такой, как моя. Уверена, она была идеальной. Уверена, что даже худшие ее мгновения были лучше моих.
Прежде чем он успевает что-то сказать, в класс вваливается запыхавшийся Кэри.
— Я вас повсюду ищу, — говорит он. — Хотел поскорее разобраться с этим. То, что я сболтнул вам вчера…
— Мы никому ничего не расскажем, — прерываю я его.
— Ладно, — расслабляется он. — Хорошо.
Я перелистываю органайзер Бакстера и закрываю. Открываю первую страницу.
Ник Бакстер.
Домашний и мобильный телефоны. Адрес. Ник Бакстер.
Ник.
— Ох, — вырывается у меня.
— Что? — спрашивает Райс.
Мир разбивается на миллион осколков и мгновенно собирается вновь, но не так, как надо. Картина искажена. Перевернута. Кошмарна. Я медленно поднимаюсь и, влекомая инстинктом, обхожу стол Бакстера. Мой мозг то ли отключился, то ли работает так, как не работал никогда раньше. Я иду в заднюю часть класса, к кладовке. Открываю дверь в нее, и всё застывает. Абсолютно всё. Я не слышу Райса и Кэри и боюсь, что они или исчезли, или вовсе не были здесь. Я думаю о том, что мысленно сотворила этот момент, что этот мужчина стал существовать благодаря одному моему желанию.